Тут она взглянула на сундук, стоявший у одной из стен. Там лежала ткань, которую мама дала ей с собой для новых платьев взамен тех двух, что погибли в день свадьбы. А если… конечно! Можно сшить Пэну новую одежду! Во-первых, он сейчас очень нуждался в ней, а во-вторых, Эвелин наконец сможет сделать хоть что-нибудь полезное.

Бросив его тунику на постель, она осторожно убрала свечу, открыла сундук и заглянула внутрь. Там хранились полотна трех цветов: красного, ярче и красивее, чем ее сгоревшее платье; ткань цвета слоновой кости и светло-голубая, похожая на ту, из которой шился свадебный наряд. Красную и голубую Эвелин решила не трогать и, отложив оставшуюся, цвета слоновой кости, взяла также из ящика свое черное платье – почти такое же, как было сейчас на ней.

Посмотрев сначала на платье, потом на ткань, она живо представила себе мужа, одетого в новые черные шоссы и светлую тунику. Как только эта картина развернулась в воображении, Эвелин поняла, что замысел должен быть воплощен в жизнь. Теперь у нее появилось достаточно материала, правда, придется распороть платье для шоссов… Ну и что? Зачем ей второе черное, когда одно уже есть.

Приняв решение, Эвелин уселась на постель и приступила к работе. Она распорола швы, затем ровно распределила юбку по поверхности и начала кроить. За свою жизнь она успела сшить довольно много одежды как отцу, так и брату, и хорошее знание их размеров сейчас пришлось очень кстати. Пэн был крупнее их обоих. В соответствии со своими подсчетами Эвелин разрезала ткань и начала шить, предвкушая, как супруг обрадуется обновке.

Эвелин трудилась не покладая рук до тех пор, пока свеча не начала стекать с деревянной подставки на сундуке. Морщась, она потерла уставшие глаза и посмотрела на свечу как раз в тот момент, когда та потухла. Однако в полной темноте Эвелин не осталась: из-под открытого полога палатки пробивался лунный свет.

Отложив незаконченные шоссы в сторону, она встала и тихо застонала, чувствуя, как все тело ноет от долгого сидения в одной позе. Потерев больную спину, Эвелин доковыляла до входа, выглянула наружу и в изумлении уставилась на светло-серое предрассветное небо. Она работала всю ночь…

Не успела она подумать об этом, как вдруг поняла, что ее муж так и не вернулся. Посмотрев в центр поляны, она окинула взглядом темные фигуры спящих мужчин и увидела, что он среди них. Вместо того чтобы лечь с ней в палатке, он спал на твердой земле.

В ее горле неожиданно образовался комок. Эвелин судорожно сглотнула и повернулась, смотря на постель. Она понимала, что если ляжет прямо сейчас, то тут же уснет, но, проснувшись, будет ужасно себя чувствовать. Все остальные скоро поднимутся, и получасовой сон определенно не имел никакого смысла.

Эвелин со вздохом подошла к сундуку, отставила потушенную свечу и вытащила коричневое платье и ленту для волос. Затем она тихонько вышла из палатки и, покинув лагерь, с легкостью отыскала тропу к реке. Пэн вчера так бешено несся по ней, что оставил довольно глубокий след.

Добравшись до берега, она огляделась по сторонам и глубоко вдохнула свежий воздух, наполненный утренними ароматами. Деревья только-только начали просыпаться, вокруг царила тишина и покой. С довольной улыбкой Эвелин разделась и пошла к реке.

Вода была холодная, поэтому она искупалась довольно быстро и еще живее вытерлась и надела чистое коричневое платье. Подняв с земли черное, Эвелин уже отправилась по дороге в лагерь, но остановилась, увидев на краю поляны перепелку.

Представив, как приятно муж удивится при виде завтрака из свежих яиц, приготовленных на углях от вчерашнего костра, Эвелин бросила черное платье и двинулась вслед за птицей, переваливавшейся по тропе. Далеко идти не пришлось – она почти сразу заметила гнездо. Лежавшие в нем крошечные яйца выглядели так соблазнительно, что Эвелин, причмокнув губами, прогнала птицу и встала на колени, чтобы подобраться ближе. Ее совершенно не волновало, что волосы путались в ветвях, а платье пачкалось. Позже она сможет постирать его. Сейчас надо было достать яйца. Для мужа. И точка.

Пэн перевернулся на спину, морщась от боли в каждом суставе. Ему никогда не нравилось спать на земле под открытым небом, но вчера этот выбор показался ему меньшим из двух зол. Он бросил сердитый взгляд на палатку, в которой изначально должен был провести ночь. До этого в течение всего вечера он тщетно выбрасывал из головы воспоминания о голой жене, прижимавшейся к нему. В результате мысль оказаться вместе в этой мягкой постели показалась ему очень привлекательной. Чересчур привлекательной! Пэн без труда представил ее теплое, мягкое обнаженное тело рядом со своим в темноте; ягодицы, прижимающиеся к его фаллосу; полная нежная грудь под лаской его рук… Одна лишь картина, заполонившая все воображение, возбудила его до крайности – а что бы он, интересно, делал там, лежа рядом с ней и понимая, что ни черта не может?! Пришлось держать дистанцию.

Отбросив овчинную шкуру, которой он укрывался ночью, Пэн почувствовал дрожь от прохладного утреннего воздуха, напомнившую ему о том, что он был по пояс раздет. Даже эта его туника, вся в дырках и провонявшая дымом, хоть как-то защищает тело. Взять бы ее… Но нет, он не станет рисковать и не пойдет в палатку, пока в голове еще сохранялось воспоминание об обнаженной Эвелин… Боже правый! Неужели он так чувствителен? Никогда бы не подумал. Обычно все происходило довольно просто – у него возникали обычные мужские потребности, и он их удовлетворял. Но чтобы углубиться в чувства… такое Пэн переживал впервые. Он решил не возвращаться за туникой до тех пор, пока не окунется в холодную воду. И пробудет там долго. Очень долго.

Пэн встал и поплелся к тропе, ведущей на реку. Да, освежающее купание – именно то, чего ему сейчас не хватало, думал он, потирая сонное лицо и пытаясь взбодриться. По утрам он бывал не в лучшей форме, и обычно, чтобы ожить, ему требовалась сильная встряска.

Широко зевая, прикрыв рот рукой, Пэн мысленно планировал день. Итак, перво-наперво нужно было справить нужду, искупаться, затем начать будить остальных и готовиться к отъезду. Он надеялся уже сегодня добраться до лорда Харгроува и поприветствовать его сына, своего нового оруженосца. Узнав, что предыдущий отстал где-то по дороге, лорд Харгроув предложил Пэну своего мальчика. Встретиться условились, как только Пэн вернется из военного похода.

Двигаясь по дороге, Пэн замедлил шаг, увидев кустик с ягодами земляники. Спелые, крупные, сочные, они выглядели так соблазнительно, что его рот моментально наполнился слюной от сладостного предвкушения. В основном Пэн питался мясом, хлебом и сыром, но сейчас он ведь напрочь отказывался от всякой помощи, а значит, уже давно не ел по-человечески. Ну ничего, это не так уж и плохо, тем более что ему и раньше приходилось голодать. За один день мир не перевернется. К счастью, он мог хотя бы пить самостоятельно, держа кубок двумя руками. Но голод все же давал о себе знать, накатывая с новой силой, и эти ягоды казались сейчас такими же аппетитными, как его любимое жаркое из баранины.

Пэн с опаской оглянулся – никого. Довольно облизнувшись, он снова сосредоточился на кусте, встал на колени и потянулся вперед, чтобы достать губами до заветной ягодки. Он сорвал ее с куста, чуть не застонав от блаженства, когда она взорвалась у него во рту, разбрызгивая свой чудесный сок по языку… вкус рая, чудесный нектар! Не успев даже проглотить первую, Пэн полез за следующей ягодой. Он довольно долго простоял там на коленях, срывая все больше ягод и чувствуя себя счастливой пчелкой, собирающей лакомое угощение с цветов… Вдруг в кустах справа послышалось шевеление.

Замерев, Пэн прищурился и посмотрел в сторону, откуда доносился шум. Ничего не было видно, но он продолжал слышать, как что-то двигается в густых зарослях. Что-то большое… какое-то животное? Забыв пока про ягоды, он начал всматриваться и скоро заметил среди ветвей птицу. Маленькое тело, особенный коричневый окрас – вне сомнений, это перепелка. Через секунду она скрылась из виду.